Женщины-литераторы не такое уж частое явление в китайской литературе, даже современной. Обычно писательницы оставляют особенно яркий след в истории Китая: трагичные биографии,  исключительный талант… В их творчестве отражаются целые эпохи, а их судьбы изучают потом еще многие десятилетия. “Новая китайская литература”подарила миру всего лишь несколько женских имен, но четыре из них – Люй Бичэн, Сяо Хун, Чжан Айлин и Ши Пинмэй – вошли в историю как “четыре талантливейшие женщины Республики” (“民国四大才女”, “минго сы дацай нюй”). Мы хотели бы познакомить Вас с краткими очерками о жизни этих четырех женщин, изменивших китайскую литературу. И первая статья этого цикла будет посвящена Сяо Хун.

Формирование стиля Сяо Хун произошло задолго до того, как она избрала писательскую стезю. Характерные для неё чувство одиночества, самоуглублённость, страсть к бытовым деталям, отражение обыденности,  но вместе с тем и отстранённость от неё зародились и развились в течение первых двадцати лет её жизни, когда она мучительно переживала глубокий разрыв с традиционным укладом китайской провинциальной жизни. Первые короткие зарисовки-рассказы — это попытка вынести душевные терзания наружу и, возможно, избавиться от внутреннего конфликта, который происходит в душе писательницы, между традиционными семейными ценностями, в которых она была воспитана, и новым современным Китаем, который она увидела в Харбине. Если выхватить из её наследия случайные отрывки, может показаться, что родительская семья для Сяо Хун — нечто несущественное, вторичное, не самый счастливый период её жизни, который она старается забыть. Несмотря на это, Сяо Хун часто возвращается к воспоминаниям детства — обдумывает, сравнивает и оценивает. В этом отношении показателен финал рассказа “Путь к миражу длиною в жизнь” (“永久的憧憬和追求”, “Юнцзю дэ чунцзин хэ чжуйцю”): “…В двадцать лет я бежала из родного дома и до сих пор не нашла своего. Я выросла, но мало что изменилось к лучшему. Может, поэтому для меня, с тех самых пор и до сегодняшнего дня, “тепло” и “любовь” – постоянный мираж, к которому я бегу всю жизнь…”

Однако, писательница, возможно, излишне требовательна и строга в оценках — это прослеживается как в работах ее биографов, так иногда прорывается и в ее личном творчестве. Не нужно забывать, что Сяо Хун происходила из достаточно богатой и влиятельной семьи, конфликт с которой был, скорее всего, если не надуман писательницей, то сильно преувеличен, что бывает свойственно творческой личности.

Творчество Сяо Хун очень автобиографично, она часто возвращается к описанию первых двадцати лет своей жизни и в коротких очерках саньвэнь, и в рассказах сяошо, а её последнее крупное произведение “Хуланьские заводи” (“呼兰河转” , “Хуланьхэ чжуань”) целиком посвящено детским годам.

Сяо Хун родилась в городе Хулань недалеко от Харбина в 1911 году, как она сама пишет: “в небольшом уездном городке провинции Хэйлунцзян – самой северной и самой восточной точке Китая, где четыре месяца в году идёт непрерывный снежный буран“. Ее биограф Линь Сяньчжи позже заметит в написанной ею биографии писательницы, что ничего не осталось бы в памяти людей об этом месте, если бы не рождение Сяо Хун.

В 1940 году писательница пишет роман о своем детстве в Хулане, где в первой главе с картографической точностью, любовью и иронией обрисовывает его образ:

“Сам Хулань невелик. Всего в две улицы с площадью между ними. Площадь в Хулане – это и торговое место, и место для схода жителей, и просто самый бойкий пятачок города, даже в такую непогоду. На площади несколько лавок: в одной можно купить соль, в другой масло, в третьей ткани. На них нет никаких вывесок. Зачем? Ведь всякий житель города и так знает, что и где можно купить, а приезжих тут почти не бывает. Кроме безымянных лавочек есть два магазина с вывесками. Первый – ювелирный, но мало кто заходит туда. Второй — аптека. В ней самые ходовые товары: зубной порошок и мази на травах от обморожений или ушибов, хотя есть в нем и разные иностранные лекарства. На вывеске написано имя доктора: “Ли Юнчун”, и в этом тоже нет необходимости — ее отлично знают и в городе, и в соседних деревнях. Лечит она все больше от зубной боли, но может излечить и от других болезней. Из прочих жителей города ее выделяет то, что она носит очки.

Улицы называются – Вторая Восточная и Вторая Западная, хотя никаких “первых” в городе нет и не было. Обе они тянутся с Севера на Юг. На них стоят несколько храмов, несколько магазинов и большие амбары с зерном. Большая же часть застройки – дома и подворье.

На Второй Западной Улице хотя и нет храмов, но есть школа – мусульманская. Кроме этого, две улицы как близнецы – нет в них ничего интересного. Та же грязь и пыль.”

Сложно понять, что это — всего лишь Хулань её детства, или некий обобщенно-собирательный образ провинциального городка, состоящий из осколков других, виденных писательницей?

Наибольшее влияние на маленькую Сяо Хун оказал ее дед — “большой сказочник и рассказчик”. Он подолгу рассказывал ей истории из жизни старого Китая, знал множество народных песен, был мастером устного рассказа. Именно его манера повествования заложила первоосновы стиля, которые наиболее ярко проявились в первый – харбино-шанхайский – период творчества писательницы.

Новые веяния очень тяжело проникали в уездный городок, но на рубеже веков невозможно было оставаться в стороне от перемен. Кроме того, Сяо Хун упоминает в своих более поздних текстах, например в “Весне в маленьком городе” (“三月小城”, “Саньюэ сяочэн”), что семья ее была достаточно передовой, особенно в вопросах образования:

“Моя семья считалась самой просвещенной. Дядя и старший брат получили образование в Пекине, и глаза их были открыты многому. Возвращаясь домой, они рассказывали, что там юноши и девушки учились вместе. Хотя это было в новинку и поначалу даже считалось бунтарством. Но дядя много переписывался со своими бывшими однокашниками, в том числе и девушками, а так как он занимал прочное положение в нашей семье, да и отец скоро вступил в Гоминьдан, то в нашем доме все были сочувствующими…”

Отец Сяо Хун некоторое время занимал должность чиновника в образовательной системе города Хулань. Поэтому нет ничего удивительного, что в 1926 году юную Сяо Хун отпускают учиться в первую городскую школу Харбина для девочек. Там она начинает интересоваться живописью и литературой, читает много переводной литературы и будущих китайских мастеров — Лу Синя и Мао Дуня, еще не зная, что первый напишет предисловие к ее первому крупному произведению и будет пророчить ей великий путь, а второй — к последнему, и выразит горечь утраты с её смертью.

Со смертью деда начинается, наверное, один из самых сложных периодов жизни писательницы, но об этом можно судить только со слов биографов Сяо Хун, сама она крайне редко затрагивает эти моменты в своем творчестве. В исследованиях биографов писательницы указывается, что она окончательно бежит из Хуланя в Харбин, сближается с Ли Цзеу, который везет ее в Пекин, но молодой человек оказывается женатым — типичная ситуация для Китая того периода: семья женила его, чтобы получить внука, который станет опорой рода и наследником, а затем отпустила.

Осенью 1931 года Сяо Хун оставляет его в Пекине и одна возвращается в  Харбин. Некоторое время она бродяжничает в большом городе, пока не знакомится с Цзян Дяньцзянем, с которым поселяется в одной из гостиниц на окраине города.

В мае 1932 года Сяо Хун оказывается в безвыходной ситуации — она, беременная, живет в долг в харбинской гостинице, без знакомств и каких-либо средств к существованию. Цзян Даньцзянь покинул гостиницу под предлогом сбора необходимой суммы, но так и не вернулся. Трудно вообразить себе чувства Сяо Хун в тот момент, ведь выросла она в семье достаточно состоятельной и влиятельной и никак не была готова к роли нищенки. Здоровье ее стремительно ухудшается, виной тому голод, простуды, осложнения в ходе беременности, алкоголь, а, возможно, и опиум.

В июле 1932 года Сяо Хун написала письмо в редакцию “国际协报” (“Гоцзи себао”, “Международная газета”), ставшее своего рода криком о помощи. Главным редактором газеты тогда был Фэй Лаопэй, который не просто прочитал письмо Сяо Хун, но приложил все усилии для того, чтобы вызволить молодую женщину из долговой ямы.

На этом жизненном этапе Сяо Хун и встречается с начинающим писателем Сяо Цзюнем, который на шесть ближайших лет станет ее главной опорой и поддержкой. Именно благодаря ему она смогла не только поправить здоровье, но и залечить душевные раны — он всячески ободряет, поддерживает ее и вдохновляет на то, чтобы начать карьеру писательницы.

Очерки и рассказы двух писателей — “двух Сяо” — начинают выходить в печать в харбинских и чаньчунских литературных журналах, а их имена становятся узнаваемыми на северо-востоке Китае. Вообще, в это время в упомянутом регионе сформировалась целая группа молодых писателей, — Дуаньму Хунлян, Шу Цюнь, Ло Бинцзи и другие — вошедших впоследствии в золотой фонд «новой литературы». А имя Сяо Хун стало самым известным среди них.

И уже в ноябре 1933 года они за свой счет выпускают первый совместный сборник — “Дорожные трудности”, что приносит им долгожданную, весьма ощутимую славу. Но на этом их успех на какое-то время и заканчивается — начинаются массовые гонения на китайскую интеллигенцию со стороны японских властей, закрываются издательства, изымаются тиражи. И без того скромные гонорары двух начинающих писателей исчезают вовсе и они принимают решение покинуть Харбин.

15 июня 1934 года Сяо Хун и Сяо Цзюнь поездом отправляются в Далянь, а оттуда паромом в Циндао. В Циндао они останавливаются на четыре месяца, и стоит отметить, что в произведениях более поздних периодов писательница неоднократно будет возвращаться к описанию этих дней. Ведь, несмотря на хроническое безденежье, голод и безработицу, месяцы, проведенные в Циндао станут, наверное, самыми счастливыми в жизни Сяо Хун. Но всему приходит конец — в приморском городке начинаются гонения Гоминьдана на коммунистов. Хотя на тот момент политическая позиция четы молодых писателей была достаточно размытой, и их можно было определить как «сочувствующих», уже вскоре взгляды Сяо Цзюня заметно левеют. Сяо Хун же до самой смерти так и не определилась со своей политической позицией, даже несмотря на ее участие в Лиге левых писателей и Всекитайской ассоциации работников литературы и искусства по отпору врага (ВАРЛИ), она не смогла перебороть в себе способность к личному сопереживанию, которая превалировала над всякой политической программой. Тем не менее, гонения вынудили молодых людей покинуть Циндао и направиться в крупнейший китайский порт того времени — Шанхай. Важно также отметить, что, находясь в Циндао, молодые люди написали несколько писем Лу Синю, который вскоре прочитал отдельные их произведения и отнесся к ним весьма благосклонно.

Не сразу, но слава и шанхайские гонорары к молодым людям все-таки пришли. Во многом этому способствовало влияние Лу Синя, который в то время активно поддерживал юных писателей. Нужно заметить, что Лу Синь отнесся к ним с особым вниманием — несмотря на затруднительное положение, он ввел их в свой дом и активно продвигал их произведения в печать. Именно благодаря Лу Синю была опубликована повесть “Поле жизни и смерти” (“生死场”, “Шэнсычан”). Он не только осуществил редакторскую правку, но также специально написал «теплое» вступительное слово. Именно это способствовало тому, что к концу 1935 года Сяо Хун стала одной из самых известных женщин-писательниц Китая.

Выход в печать повести “Поле жизни и смерти” стал пограничным эпизодом в жизни и творчестве Сяо Хун, когда закончился харбино-шанхайский период и начался новый — токийский.

С одной стороны, это было продиктовано постепенными качественными изменениями в творчестве Сяо Хун. С другой, необходимо отметить, что произведение, принесшее писательнице столь широкую известность и славу, в свою очередь повлияло на ее отношения с Сяо Цзюнем — для Сяо Хун начинается период затяжных депрессий, которые усугубляются ухудшением состояния здоровья и ее переездом в Токио. До сих пор не до конца ясно, почему писательница северо-востока Китая, которая видела и пережила все ужасы японской оккупации, выбрала именно Токио. Но обычно приводятся три возможных причины:

• Считается, что Токио ей порекомендовал Лу Синь, чтобы залечить душевные раны. Ведь в японской столице он провел лучшие годы юности — обучался в медицинской академии — и у него осталось там большое количество друзей.
• Некоторые исследователи предполагают, что здоровье Сяо Хун сильно пошатнулось после разрыва с первым мужем. В Японии же она могла спокойно отдохнуть и оправиться от тяжелого расставания.
• Младший брат писательницы как раз в это время находился в Японии, и она собиралась встретиться с ним. Тяжело переживая разрыв с семьей, она надеялась сделать попытку наладить отношения хоть с кем–то из родных. Но этим планам не суждено было сбыться — они с братом разминулись, тот уже успел вернуться в Хулань.

Сяо Хун оказывается в уже привычном для нее положении — без денег, в полном одиночестве, но на этот раз еще и в чужой стране. В тот момент она решилась возобновить переписку с Сяо Цзюнем.

Однако Сяо Хун не могла позволить себе столь долго находиться в депрессии. И она продолжает писать, писать много и на качественно новом уровне. Вдобавок, она начинает учить японский, сходится со многими китайскими литераторами, которые находились в тот момент в Японии.

19 октября 1936 года умирает ее учитель и друг — Лу Синь. Сяо Хун узнает о его смерти от Сяо Цзюня – сама она не только не писала учителю в токийский период, но даже не сообщила своего адреса, полагая, что у них еще будет много времени для общения.  Только теперь Сяо Хун осознает, что Лу Синь был третьим, после деда и Сяо Цзюня, значимым и любимым человеком ее жизни…

В середине января 1937 Сяо Хун возвращается в Шанхай и первым делом посещает могилу своего учителя.

Возвращение в Шанхай сильно отличается от ее первого приезда — теперь она уже была не неизвестной никому писательницей, но ученицей самого Лу Синя. Ей предлагают издаваться, а сборники ее рассказов, хоть и по-прежнему запрещены, но расходятся огромными тиражами.

Отношения с Сяо Цзюнем остаются противоречивыми. На тот момент он ощущал себя литературным преемником Лу Синя, организовал “回忆鲁迅先生社” (“Хуйи Лу Синь сианшэн шэ”, “Общество памяти господина Лу Синя”) и продолжал поддерживать газеты левых политических кругов. Также он чувствовал необходимость взять под свою опеку Сяо Хун, но очень скоро многие знакомые увидят у нее на руках синяки, а сама писательница сделает несколько попыток уйти из дома, пока в конце апреля 1937 года не уедет в Пекин.  Одна.

Тем не менее, ей снова придется вернуться в Шанхай уже через несколько месяцев — с началом наступления японской армии, ведь 28 июля столица уже оказалась захвачена. Как только 12 ноября японцы входят и в Шанхай – писательница вновь бежит. На этот раз в Ухань, где знакомится с молодым литератором Дуаньму Хунляном.

Настоящее имя Дуаньму Хунляна — Цао Цзинпин. Он только начал заниматься журналистикой и писательством и чем–то напоминал саму Сяо Хун в молодости. Писательница привыкла постоянно находиться под чьим–то покровительством, здесь же, с этим молодым человеком она могла действовать сама, принимать решения, оказывать помощь.

С ним она окончательно бежит от Сяо Цзюня. Начинаются их с Дуаньму Хуанляном долгие скитания по линии фронта, пока они вместе не оказываются в Чунцине.

С начала мая 1939 года Чунцин подвергается регулярным налетам японской авиации. Город плохо защищен, жизнь в нем становится практически невозможной — количество жертв от разрушений с каждым днем все возрастает. Тем не менее, Сяо Хун и Дуаньму Хуанлян только весной следующего года смогут покинуть его и, несмотря на уговоры шанхайских друзей, переехать в Гонконг.

В Гонконге Сяо Хун прожила полтора года, с весны 1940 до января 1942 года. Однако жизнь в морском порту оказалась далекой от той, что представляла себе писательница: хроническое безденежье, одиночество, постоянные бомбежки. Несколько раз в личной переписке она упоминает о своем желании вернуться.

Далее начинается кризис в их отношениях с мужем. Если верить писателю Ло Бинцзи, она как–то обронила: “Расставание с Сяо Цзюнем было решением одной проблемы, но отъезд с Дуаньму Хуандяном — начало новой”…

В этот период она встречает Мао Дуня с женой и пытается уговорить их отправиться вместе с ней в Сингапур. Но тут ее жизни было суждено резко измениться — зимой женщина сильно простывает, а позже заболевает туберкулезом. Под чутким присмотром американской писательницы Агнесс Смэдли, которая в этот момент находилась в Гонконге, она ложится в больницу королевы Марии (Мали Иньюань). Сяо Хун требовались серьезное лечение и уход, но у писательницы совсем не было денег, хотя проблему с больничными счетами отчасти помогали решать ее друзья.

Сяо Хун оказывается в той же ситуации, что девять лет назад в Харбине — одна, без денег, без работы, больная и слабая. Чтобы вырваться из этого нового, уже гонконгского, плена она в самом конце 1941 года выписывается из больницы и перебирается в снятую для нее отдельную комнатушку. Но на тот момент она еще слишком слаба, практически не может двигаться и все время вынуждена проводить в постели.

8 декабря начинается вторжение японских войск в Гонконг, бомбежки усиливаются, а состояние здоровья Сяо Хун ухудшается с каждым днем. 13 января она вынуждена вернуться в больницу — горло беспрерывно идет кровью, потребовалась сложная операция… а потом еще одна. Писательница уже практически не может говорить.

Гонконг пал. Те из врачей, что не успели бежать, интернированы в японские концлагеря. Сяо Хун остается без медицинского присмотра, а инфекция продолжает распространяться.

Утром 21 января 1942 года Сяо Хун впала в кому и тем же вечером – скончалась в больнице королевы Марии.

24 января кремированный прах Сяо Хун захоронили на одном из маленьких островов Бухты Отчаяния гонконгского залива. На несколько лет, до 1949 года, ее могила становится Меккой для левых китайских писателей. На ее могиле писали стихи и очерки, а в 1944 году Дай Ваншу написал там нежное лиричное четверостишье “На могиле Сяо Хун” (“蕭紅墓畔口占”, “Сяо Хун мупань коучжань”):

Шесть часов,
           В одиночестве путь,
Чтобы красных камелий букет
           Возложить в изголовье тебе,
И мое ожидание тут,
           В накатившей прибоем ночи,
А теперь лишь шептание волн
           Нарушать будет твой покой.

Мао Дунь писал в предисловии к посмертному изданию «Хуланьских заводей», что отличительной чертой творчества Сяо Хун было умением не только отражать, но и переживать реальность. Именно этой чуткости не хватало китайской литературе до Сяо Хун, и не хватает теперь, после ее кончины.

В 1957 ее останки перевезли в Гуанчжоу.

В начале 80–х годов в ее родном городке открылся Дом музей Сяо Хун, памятник культуры, охраняемый властями провинции. Рядом с домом установлена скульптура писательницы.

В 1981 году Харбинское Издательство выпустило полное собрание сочинений Сяо Хун в трех томах, которое пережило уже пять переизданий. Вдобавок, разными издательствами Китая ежегодно издаются сборники ее рассказов и саньвэней. Произведения Сяо Хун переведены на большинство европейских языков. Но, к сожалению, в России наследие одной из талантливейших писательниц Китая практически неизвестно.

Примечание:

На русском языке вышла только одна более-менее подробная работа, посвященная Сяо Хун:

• Лебедева Н.А. Сяо Хун. Жизнь. Творчество. Судьба. Владивосток, Дальнаука., 1998.

Но наиболее полная ее биография представлена в:

• Howard C. Goldblatt Hsiao Hung. Boston., 1976.

На китайском языке биографии писательницы и исследованию ее творчества посвящена не одна книга и не одна докторская диссертация. Наиболее свежие:

• 郭玉斌萧红评传    中国社会出版社2009年
• 林贤治漂泊者萧红   作家杂志编辑部2009年

Все переводы принадлежат автору статьи.