“Новая китайская литература” чутко реагировала на политические, социальные и духовные изменения, которые сотрясали Китай на протяжении всего ХХ века. Во многом это явление было связано с тем, что зародилась “новая литература” отнюдь не в пыльных кабинетах ученых-конфуцианцев, а на страницах литературных журналов. Новый для Китая формат – периодическое литературное издание – стал диктовать не только форму, но также и тематику, и стилистическое наполнение.

В конце XIX – начале ХХ века в Китае появилось большое количество литературных журналов, основным содержанием которых были романы с продолжением, небольшие рассказы и зарисовки, критические статьи и открытые письма. Новая форма издания стала ответом и на большое количество новых произведений, с которым не справлялись обычные типографии, и на все ужесточающуюся цензуру, которая теперь захлебывалась в массе периодических изданий. Произведения с каждым годом становились все более злободневными и общедоступными – таким образом их авторы стремились привлечь внимание как можно большего количества читателей к актуальным проблемам: бюрократия, чиновничий произвол, иностранное засилье, костный консерватизм, падения нравов и др… Конечно, такая литература просто не могла обойти вниманием и сложный “женский вопрос”, особенно если учитывать, что по западному миру одна за другой катились волны феминизма, а традиционное китайское общество трещало по швам. Немаловажную роль в этом сыграло и то, что появилась целая группа женщин-писательниц.

С начала ХХ века начинается переосмысление роли женщины в китайском обществе: на протяжении первых десятилетий рушится традиционный уклад. Но если мужчины достаточно легко адаптировались к порядкам нового мира, примеряя на себя роли писателей, реформаторов, оппозиционеров и подпольщиков, то китайская женщина очень быстро в этом мире потерялась, дом и семья отошли на второй план, а вместе с этим начала размываться ее прежняя социальная идентичность. В этот период как мужчины-писатели, так и женщины зачастую главными героями своих произведений делали девушек и решительных женщин, вследствие чего сложился и целый набор соответствующих литературных образов.

У мужчин-писателей 20-30-х годов наиболее часто проявляются два женских образа: девушка-студентка и женщина-революционерка.

Первый образ, вероятнее всего, был создан мэтрами новой китайской литературы Лу Синем и Ба Цзинем. Это молодая девушка, гимназистка или студентка, как правило, радикальных революционных взглядов, поэтому бывшая. Она выступает как борец за независимость женщин, нередко – курит, пьет и придерживается принципов свободной любви. Глубокая трагедия этого образа в том, что она вступает в конфликт с традиционным обществом, порывает с ним, зачастую оказываясь вне семьи и привычного ей мира. Но в тоже время ее связи с новым миром также оказываются весьма слабыми, и хотя внешне она может быть довольна своим положением, но выход за рамки общества, ее воспитавшего, приводит героиню сначала к физическим, а позже —  и к духовным мукам. Похожие образы можно проследить и у Лу Синя (“Косы”, “Траур”), и у Ба Цзиня (“Семья”).

Второй образ – женщина-революционерка. Его наиболее удачно использовал и развил Юй Дафу в произведениях “Тонущий” и “Пьянящие весенние ночи”. Если девушка-студентка неосознанно отрывается от привычного ей общества, и причины для этого могут быть самые разнообразные, от конфликтов внутри семьи до любовных переживаний, то женщина-революционерка делает это намеренно из идеалистических соображений. И вопросы перед ней встают совершенно другие – ее колебания связаны с тем, как, с идейной точки зрения, следует поступить правильно. Этот образ был, вероятно, заимствован из опыта произведений советского соцреализма, которые в тот период активно переводились.

Но если образы, созданные мужчинами, достаточно прямолинейны – героиня всегда выпадает из традиционного общества, она ставится к нему в оппозицию, – то совсем по-иному представляли себе новую женщину писательницы.

Одной из таких писательниц явилась Дин Лин, особую славу которой принесли ее ранние работы (“Мать”, “Наводнение”) о психологическом состоянии женщины в условиях меняющегося мира. Она скрупулезно выписывает мельчайшие детали настроения, но практически не уделяет внимания деталям внешним. Ее героини обычные женщины — матери, жены, сестры — в их жизни нет места революционному героизму, но именно они — истинные героини! Героини обыденной жизни, ежедневной рутины. Их героизм в том, чтобы вставать спозаранку каждое утро, сразу приниматься за домашние дела и решать насущные проблемы. Она описывает жестокий удушливый крестьянский быт в условиях политической нестабильности и японской оккупации, который вынуждает простых женщин брать все в свои руки. Позднее писательница придет и к образу, уже развитому в произведениях писателей-мужчин, образу женщины-революционерки, женщины-борца, но это, вероятнее всего, продиктовано ее вступлением в ВАРЛИ (антияпонская организация – Всекитайская ассоциация работников литературы и искусства по отпору врага). И, возможно, данный образ также заимствован из советской литературы – Дин Лин приходит к нему как раз по возвращении из поездки в СССР.

Сяо Хун, еще одна яркая представительница китайской литературы этого периода, также большое внимание уделяет чувственной стороне женской бытийности. Так, в рассказе “Руки” она описывает историю маленькой девочки, дочери красильщика, которая поступает в частную школу, где на фоне детской жестокости происходит столкновение двух миров, двух идеологий, а маленькая девочка с черными от въевшейся краски руками по страшному стечению обстоятельств оказывается между ними. В повести “Весна в маленьком городе” рассказывается история молодой девушки, самая большая трагедия которой состоит в невозможности получения достойного образования: упорная учеба спотыкается о нехватку начального образования, а доброжелательность и открытость  – о социальные предрассудки. В россыпи сяньвэней разных лет на первый план у Сяо Хун выходит проблема бедности образованной женщины и ее стыда за свое же низкое положение.

Очевидно, что для женщин-писательниц новое время – это причина постоянных духовных терзаний и горестных переживаний, отчаянная попытка сохранить себя и семью. Редко такая женщина вступает в открытый конфликт с окружающей ее действительностью, она не может с ней мириться, но вынужденно пропускает через себя все то, что черным дымом клубится вокруг.

В заключение, хотелось бы сказать, что обрисованная мною картина была бы неполной без цитаты известного китайского писателя того времени Лао Шэ, который в “Записках о кошачьем городе” дает образ, совершенно противоположный всему описанному выше.

“Сейчас ты видел так называемых новых женщин, смертельных врагов посланницы и моего отца. Это совсем не значит, что отец готов подраться с ними; он просто ненавидит их за то, что не может продать их, как собственных дочерей, либо запереть в доме, как наложниц. И нельзя сказать, чтобы они были умнее или сильнее посланницы или моей матери. Нет, они истинные женщины, они еще ленивее, еще меньше склонны к размышлениям, зато пудрятся лучше. Они очень милы: даже такой мизантроп, как я, не может не увлечься ими”.