Мы благодарим Илью Усова за возможность продолжить наше знакомство с творчеством современной вьетнамской писательницы Фам Тхи Хоай. Как Вы помните, мы уже публиковали ее рассказ “Бабушкины куклы” в переводе Лидии Стеженской, а сегодня мы рады представить Вам новый перевод – “Лабиринт”.

Слова –
Лишь оболочка
Тишины
(Стих Ф.)

1. Беседа

В помещении два человека сидят друг напротив друга. Много таких помещений, где люди сидят друг напротив друга. Один человек ждет у окна, другой – в глубине кафе.

Красивый солнечный день, но какая разница, что он красив и солнце, когда сидишь за чашечкой кофе и знаешь, что скоро будешь сидеть напротив другого человека, в другом месте. И вот тогда начинаются слова.

Он бесцельно сидит в кафе, а на улице снуют машины и прохожие, но к чему все эти машины и прохожие, когда за чашечкой кофе вслушиваешься в биение своего сердца: тик-так, тик-так, бум-бум, тик-так. Оно бьется о пропитанную табачным дымом грудь. Ощущения немного иные, чем обычно. Тебе кажется, что ты абсолютно спокоен, но твой организм нет: он требует слов, хочет что-то подсказать. Не обращая внимания на организм, зажигаешь, может оказаться, последнюю сигарету и ясно даешь понять своему телу, кто в доме хозяин.

Затем ты поднимаешься, уже понимая, что должен сделать. У окна ждет человек. Вот они протянули друг другу руки, чтобы «создать дружескую атмосферу» и переубедить упрямый организм. Надо переброситься парой фраз? И вот начинается разговор.

«Ну что?» – Взгляд первого бесцеремонно прошелся по бумагам второго. Тот ответил.

Ты знаешь, что теперь должен думать, подбирать слова одно к другому, и твое отяжелевшее тело сразу съежилось – организм больше не подает никаких знаков. Только слова следуют одно за другим: монотонно, потом спотыкаясь, снова монотонно, осторожно, потом почти дерзко.

Первый выливал свои слова в переполненное ожиданием лицо второго. Задумчиво, неторопливо, спокойно. До чего же долго могло оставаться заинтересованным то лицо! Глаза следили за словами, сравнениями, уловками, хитростями. А, вот поймал: уловил что-то вроде угасающего тусклого звука. Нет, нельзя так быстро пропускать его. После этого первого мерзкого звука будут и другие. Быстро, нужно переспросить, иначе он спрячется за новыми словами.

И первый человек из глубины своих слов услышал голос второго: высокомерный, призывный, требующий внимания.

Затем все перевернулось. Только когда первый сообразил, что второй намеревается сказать, было уже слишком поздно: он был словно объят пламенем, а рот собеседника то открывался, то закрывался, то открывался, то закрывался. И с каждым разом что-то вырывалось, врезалось в сознание второго, раздирало его, путало. Теперь оставалось только идти наугад. Первый выронил пару пробных фраз, попытался отпустить комментарий, составить фразу, поправить интонацию, надеясь, что мысли их соприкоснутся. Но слова проплывали в пустоте не соприкасаясь, оставляя за собой лишь хмурые лица.

Если бы только первый человек знал, чего хочет второй… И ему наконец удалось это уловить. Потом и второй тоже понял, но предпочел не показывать вида.

Два человека сидят друг напротив друга, и один из них все пытается затащить другого в свой мир. Но у них разные дороги, и каждый мир защищает себя изо всех сил.

2. Встреча

Хозяин дома сидел у окна, поджидая опаздывающих гостей. Его дом был уже полон: двое университетских преподавателей (коллеги), радиотехник (близкий друг со школьных времен), редактор одного специализированного издательства (приятель), адвокат со своей женой (друг), студент четвертого курса (любимый ученик) со своей крайне привлекательной, благоухающей девушкой (неизвестного рода занятий). Однако хозяин продолжал сидеть и всматриваться в окно: не хватало терапевта B. с супругой, поэтому праздник, вроде бы, еще официально не начался, хотя все уже давно произнесли тосты за встречу в канун Рождества – вечеринку, которую хозяин хотел организовать как воспоминание о Европе, которое его все еще не отпускало.

Радиотехник посмотрел на свои наручные часы, хотя перед ним висели русские двадцатипятисантиметровые квадратные часы, точные до минуты и скромно приютившиеся между «Моной Лизой» слева и «Спящей Венерой» справа. «Полдевятого, наверное, B. уже не придет».

Хозяин: «Ого, уже так поздно?! Ничего страшного, давайте еще выпьем, а кто опоздал, тот выпьет штрафную. Ничего! Давайте!». Он сидел выпрямив спину, а его взгляд пробегал по ковру, стульям, столу и бокалам, зажатым в ладонях, поднесенным к губам, зависшим в воздухе, а также одному, поблескивающему на мягком бедре девушки – самой молодой, самой красивой и самой желанной из всех присутствующих. Как только какой-нибудь бокал пустел, хозяин проворно и ловко, словно кошка, протягивал свою руку и, схватив за горлышко бутылку с вином – бутылку настоящего золотистого Токай, – приветливо улыбался: «Еще немножко? Ничего, пока ждем B… Вот так! Ничего! Спасибо!».

Все присутствующие понимали, что опоздание последнего гостя не было запланировано, и вели себя как профессиональные ожидающие, приведя свое тело – в особенности руки, бедра и лица – в позу ожидания, не слишком расслабленную и не слишком напряженную. Самые оригинальные мысли, самые интересные рассказы, самые умные слова, самые многозначительные улыбки, недавно спешно приготовленные, теперь должны были ожидать своего часа. Согнанные за кулисы, толпящиеся в гримерке, они пристально всматривались в появление сигнала – приход B., когда вечеринка будет, наконец, официально начата и они вырвутся для того, чтобы осуществить свое предназначение. Все надеялись, что B. появится с минуты на минуту. Но проплывала одна минута, за ней другая, потом еще одна. Квадратные часы невозмутимо тикали справа от загадочной Моны Лизы и слева от обнаженного тела богини любви и красоты.

Два преподавателя оказались первыми, кому надоело ждать. Один из них начал еле слышно, шепотом излагать коллеге свою точку зрения по поводу Першинг-2 ¹. Потом тема превратилась в общую, число людей, интересовавшихся проблемой Першинг-2, неожиданно возросло. Каждый испытывал потребность высказать свое независимое суждение, даже маленькая супруга адвоката с мелодичным голосом и серьезным лицом. Хозяин взял на себя функции модератора: давал каждому высказаться и следил, чтобы никто не навязывал другому свою точку зрения. Демократия превыше всего. И только прелестная подруга студента растерялась. Она спросила своего спутника: «Дорогой, а что такое «Посинь два»?». Четверокурсник залился краской, бросив украдкой осторожный взгляд на хозяина, и прошипел: «Ракета!».

Когда каждый закончил свое выступление, комната погрузилась в тишину. Хозяин стремительно схватился за бутылку, радиотехник взглянул на свои наручные часы и только хотел повториться, что сейчас ровно девять, а В. все еще нет, как его ловко опередил редактор с упреком, обращенным к хозяину: «Что-то ты в последнее время редко заглядываешь в издательство». Хозяин с виноватым видом ответил: «Да, очень занят. Конференции одна за другой. Издали что-нибудь новое?».

Так на сцену вышел редактор. Названия книг, имена авторов, количество тиражей, число сданных на хранение, оставшихся на складе, изданных по третьему плану и отправленных в подарок экземпляров, ответственные за издание, за переплет, главный редактор, мнения руководства, читателей, коллег… вплоть до имени последнего корректора… друг за другом, группками, группами, толпами гордо появлялись, самовольно пили вино, закусывали жареным арахисом, креветочными чипсами и сушеными кальмарами с острым соусом. Гости пришли в растерянность перед этими шумными, развязными, слишком бесцеремонными и артистичными персонажами. Среди них была даже молоденькая девушка-корректор, которая имела наглость повязать на шее цветастый платочек и расхаживать, словно танцовщица. Конечно, все почувствовали потребность в сближении, объединении, противостоянии этой шумной силе, силе, ворвавшейся без приглашения. Гости разом выпрямились и приняли строгий вид: левая рука застыла на уровне груди, правая – теребит бокал (у левши-радиотехника, вынужденного действовать, как и другие, бокал в правой руке немного подрагивал), а взгляд направлен перед собой, то есть должен был выбирать между тремя объектами фокусировки: «Моной Лизой», часами и спящей богиней. Юрист с супругой решительно остановились на женщине с таинственной улыбкой; студент внимательно изучал и сравнивал величину шестидесятиминутных интервалов на циферблате настенных часов; оба преподавателя неожиданно почувствовали потребность приобщиться к архитектуре и задумчиво взирали на барельефы русского собора, изображенного на часах; радиотехник сначала несколько раз останавливал свой взгляд на прекрасных изгибах тела римской богини, но в конце концов также решил выбрать высокое, обратив свое внимание на да Винчи. Только симпатичная барышня была рада появившимся персонажам. Она быстро со всеми перезнакомилась (особенно ей приглянулась корректорша с ее глубоким декольте и бантиком на шее) и начала, как и ее новые друзья, смеяться, пьянеть и выпускать кольца дыма в волосы…

Но хозяин вдруг задушевно воскликнул: «Может быть, послушаем церковную музыку?». Редактор сник. В тот же момент шумные, беспечные, развязные персонажи юркнули в его раскрытый от неожиданности рот, не оставив за собой и следа. Поначалу гости были ошеломлены, но затем вздохнули с облегчением, будто пережив кошмарный сон, и украдкой проверили, не пропали ли у них бокалы. Очаровательная девушка расстроилась. Молодой редактор сразу почувствовал свое преимущество, и с этого момента они превратились в единомышленников. Студент, чуткий, как и все его однокурсники, также быстро оценил обстановку и свое расположение в ней. Он немедленно подхватил предложение хозяина: «Было бы здорово, если бы у вас был Бах, именно Бах…».

Адвокат сдержанно произнес: «Очень хочется услышать ораторию Баха ². Давно не слышал…». Его жена нежно, с одобрением взглянула на мужа. Звук «х» из имени Баха мгновенно преодолел расстояние и ударился о барабанную перепонку студента, затем проник внутрь, пробрался по извилинам мозга и застрял в районе родничка. С этого момента четверокурсник сконцентрировался на сравнении минутных делений – ровно шестидесяти – на циферблате квадратных часов с барельефами русского собора.

Оратория Баха. Свечи. Вино. Торжественное почтительное молчание перед высоким искусством. Неожиданно радиотехник – опять – взглянул на наручные часы – все те же: «Полдесятого, а B. все нет». Все вздрогнули. Юрист оказался первым, кто предал своего Баха: «Каким B. был двадцать лет назад, таким и остался. И через двадцать лет, наверное, не изменится». Маленькая жена подхватила его слова, поведав историю о том, что как-то B. пообещал прийти к ним на ужин, и в 11 часов, когда они уже собирались спать – такая у них привычка – поздно ложиться, не то, что у соседей – появился B. со своей супругой и потребовал обещанный ужин. Ее мелодичный голос произвел глубокое впечатление на собравшихся. Гости улыбнулись: все знали B. и истории о нем. Они обсудили его вдоль и поперек. Опаздывающий терапевт стал поводом для всеобщего веселья. Бах приглушенно шептал на заднем плане.

Внезапно Бах смолк. Звук крутящего проигрывателя возник как вопросительный знак. Тишина накрыла присутствующих. Руки с поднятыми бокалами опустились, но лица излучали радость и самоудовлетворение: все произнесли нежные слова в адрес опаздывающего В. Это была настоящая дружба.

До момента прощания с хозяином лица гостей сохраняли довольный вид. Хозяин по очереди пожал руку каждому, когда, в конце концов, очередь дошла до симпатичной девушки. Он очень долго держал ее нежную, благоухающую руку, а затем шепнул: «До встречи!». Краем уха он услышал, как редактор спрашивал ее адрес.

Когда гости ушли, он принялся за уборку. Когда пластинка Баха уместилась в своем конверте, бокалы были перемыты, вытерты и аккуратно расставлены в буфете, а ковер вычищен, часы уже показывали одиннадцать. Хозяин подошел к двери, собираясь ее закрыть, и замер от удивления: за дверью, улыбаясь в его уставшее и ошеломленное лицо, стоял B. c супругой.

3. Двое

Он ненароком задел ее какой-то ничего не значащей фразой – всего два каких-то слова. Внутри себя она боролась. На полпути, растерявшись от страха, она безмолвно сдалась.

На следующей неделе она содрогнулась, вдруг осознав, что от произошедшего не осталось и следа. Это была усталость. По крайней мере, она так предположила.

Он тоже так подумал. Поначалу и он молчал, потом стал красноречив – каким всегда умел быть, – но не смог вытянуть из нее ни словечка. Случалось, что она хотела что-то сказать, но потом передумывала, опасаясь, что ее тон все разрушит. Не все же умеют управлять своим голосом.

Он ругался, он умолял, угрожал. Все бесполезно. Голос внутри нее нашептывал: «Бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно…». Строг был этот голос. Но он его не слышал. А голос не обращал внимания на него. Он метался вокруг нее в ярости, но голос наставлял: «Молодой человек, не будьте глупцом, у вас ничегошеньки не получится». Он все еще волновался, но она уже чувствовала удовлетворение, полагая, будто сказала ему что-то важное.

Пока еще голос шептал, она была уверена в себе. Но вдруг и голос смолк.

Она поняла это, когда однажды он сказал:

– Дождь идет.

Обычно голос отвечал: – Ой!

Она слышала шум дождя на улице и спрашивала себя: если и так слышно, что на улице идет дождь, зачем же еще сообщать об этом?

Он крикнул:

– Я сказал, дождь идет!

Обычно голос отвечал: – Ой, какое несчастье!

Она спрашивала себя, зачем говорить, что сказал о дожде? Он крикнул еще громче, заглушив шум дождя.

Обычно голос отвечал: – Ой, какое несчастье! Скорбим!

Она убеждала себя, что сама собиралась сказать это. Но мертвец не говорит о том, что он умер, разве что сумасшедший.

– Разве что сумасшедший.

Он услышал и подскочил на месте. В таких случаях голос обычно напевал свою обычную песенку: «Ла-ла-ла-ла». Значит, и голос замолчал, тот строгий шепчущий голос.

Она заменила слова «да» и «нет» кивками головы. Он привел домой врача-ЛОРа. Тот надел себе на голову специальный прибор-зеркало, похожие обычно используют часовщики, прикрепил его к темному кожаному ремню на лбу так, чтобы стекло оказалось напротив левого глаза. Теперь, взглянув на врача слева, можно было подумать, что это сталевар, проверяющий только что выплавленную сталь, справа же доктор походил на дальнозоркого человека в возрасте. Ее язык был красным и горячим, как только что выплавленная сталь, небный язычок ритмично бился в бесконечном тик-так, словно маятник. Сталевар, часовщик и дальнозоркий, сложив руки, разом тяжело вздохнули. В этот момент она выдавила из себя несколько по счастливому стечению обстоятельств еще оставшихся звуков: «Спасибо!».

Он щедро вознаградил врача.

Примечания:

1. ^↑  MGB 31B Pershing 2 – баллистическая ракета средней дальности, принята на вооружение армией США в 1983 г. В 1980-х гг. развернуты на территории Западной Европы. К 1991 г., попавшие под договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, они были ликвидированы.
2. ^↑  Речь идет о «Рождественской оратории» И.С. Баха.